Паричи, отрывки из книги Хаима Горелика

Здесь размещены некоторые страницы из книги о Паричах, написанной их уроженцем. Если вам интересно знать о Паричах, советую зайти на их персональный сайт. Введите- Виктор Мураль сайт Паричи, и читайте, смотрите....
http://www.parichi.by/   20 августа 2017 Виктор Григорьевич Мураль, автор сайта Паричи умер..
 buselluda.blogspot.com.by/2017/08/blog-post_22.html  Памяти друга
Там на удивительном сайте, посвящённом Паричам, много разнообразного,очень ценного материала. Наша деревня - рядом, поэтому тема Парич там тоже близка. Наши односельчане ходили пешком в Паричи: работать, на ярмарку, в больницу. 
https://ggorelik.files.wordpress.com/2017/05/lehaim_kn_170508.pdf  ссылка на книгу Горелика, очень интересно!!!


Сколько же в наших краях интересных мест. Внешне неприметных, порой даже скромных на вид, но с большой историей. Сколько же городков и деревень, скрывающих за этой своей внешней неприметностью множество древних тайн и интересных исторических событий.Приглашаю вас отправиться со мной на Полесье, в деревню под названием Паричи. Она находится в Светлогорском районе и располагается примерно на полпути между райцентром и Бобруйском. Это ныне тихое и, как говорится в Беларуси, «павольнае», то есть, неторопливое местечко тянется вдоль такой же павольно-неторопливой реки Березины. Я остановил машину как раз напротив паромной переправы. А вот и дорожный указатель «Светлогорск - 30, Бобруйск - 38». Так сказать, налево пойдешь - в Светлогорск попадешь, направо пойдешь - в Бобруйск попадешь». Ну, а мы пройдемся немножко по берегу Березины. Вот перед нами замер паром. Уже поздняя осень, и паромная навигация завершена. Жаль, а то бы можно было проехать напрямую до деревни Красный Берег. Там, тоже найдется очень много интересного для нас с тобой. Да уж ладно, это будет отдельным путешествием и отдельным рассказом. Ну, а пока… Смотрите, какая тихая сегодня река. Как зеркало - гладкая, как стеклышко чистая. Как картина вверх ногами - смотри, как красиво в ней отражаются облака, какое высокое и ясное в воде небо. Ну, вот, пока вы смотрите, я расскажу про это чудное место. Смотрите… слушайте. Никто не может доподлинно точно сказать, сколько лет Паричам или какому другому населенному пункту. Так уж принято, что началом летоисчисления любого городка или местечка считается первое о нем письменное упоминание. Что касается Паричей, то первое письменное упоминание об этой тогда еще маленькой деревушке относится к 1639 году. Паричи впервые упоминаются в «Инвентарном списке» Бобруйского староства, в состав которого тогда и входила данная деревня. Тогда, почти четыреста лет назад, это была действительно маленькая деревушка  в пятнадцать домов и с населением около ста человек. И располагалась, как я уже сказал, на самом берегу красавицы Березины. Я прекрасно понимаю наших предков, нашедших себе пристанище здесь. Представляете, насколько красивой была река в те далекие времена, если она и сейчас, в наши дни, не потеряла своей привлекательности.И вот расположение около реки и дало Паричам такое название. Паричи - значит поречье. У реки, то есть. Обратите внимание на старую улочку, где мы остановились. Простые деревянные дома, со скошенным козырьком. Такие можно увидеть только в этих краях,…  да и вдоль границы с Польшей. Кажется, вот такие деревянные дома были здесь и четыре столетия назад. А что, не так что ли? Уже к середине восемнадцатого века деревня значительно разрослась, и превратилось в настоящее местечко. Замечу, что в то время статус местечка имел так же и Бобруйск. В то время Паричи - это не только земледельческий центр, но и сосредоточение ремесленничества. Здесь было много скорняков, кузнецов («ковалей», как говорят у нас), маляров. Кстати, в нашем следующем путешествии по Полесью, я расскажу вам о традиционных профессиях этого края, познакомлю вас с песнями и традициями этого удивительного уголка земли Белорусской. Местечко разрасталось. Наполнялось людьми. Как и в Бобруйске, здесь была довольно многочисленная еврейская община. Но об этом чуть позже. А пока еще раз вспомним «Инвентарный список». Интересно знать, что дома в подобных списках считались по… дымоходам. По «коминам» (ударение на «о»), как говорится по-белорусски. Так в списке и писали - в местечке столько-то «дымов», или «коминов». Это я к чему про количество «дымов» вспоминаю. В самом конце восемнадцатого века деревня полностью сгорела. Такие вот дела.. 
Возрождение Паричей совпало с новым историческим периодом в истории государства. Как раз в то время распалось Бобруйское староство. После присоединения Беларуси к Российской империи оно было распродано по частям. А сами Паричи были подарены императором Павлом  Первым в день его коронации (5 апреля 1797 года) своему фавориту и придворному вельможе адмиралу Петру Ивановичу Пущину.

Для Паричей наступили новые во всех отношениях времена. Деревня не только отстраивалась после разорительного пожара. Здесь начали появляться школы, как для крестьянских, так и для еврейских детей. Появились женское духовное и народное училища. Была построена больница, открылась аптека. Заработали винокуренный, водочный, канатный и сахарный заводы. Замечу, что до наших дней сохранилось лишь только здание духовного училища, где сейчас находится местное почтовое отделение. От былого имения Пущиных сохранился лишь фундамент.
Следует отметить, что Паричи в девятнадцатом веке являлись достаточно крупным торговым центром. Тому способствовало выгодное географическое положение местечка. Из Минска, через Бобруйск, через Паричи и далее на Гомель и Чернигов проходил почтовый тракт. Через Паричи пролегала и военно-коммуникационная дорога из Мозыря в Могилевскую губернию. А еще пристань, бывшая в те времена крупнейшей во всей округе. Здесь шла довольно прибыльная торговля лесом. В центре местечка, как водится, была большая базарная площадь. В середине тремя ярусами тянулись бакалейные, скобяные и галантерейные лавки. Вокруг площади размещались постоялые дворы и дома торговцев. А застраивались Паричи по социальному и национальному признакам. В центре городка были богатые русские и еврейские дома, окруженные высокими заборами, с массивными воротами. На отшибах, вплотную друг к дружке, теснились дома бедноты. В Паричах в те времена было несколько православных храмов, костел, синагога. Практически все было уничтожено во время войны. Я имею в виду Великую Отечественную. Здесь шли кровопролитные и разрушительные бои.
Паричи помнят, какие бойкие ярмарки проводились в те далекие времена. Продавалось-покупалось все на свете. Тут вам и табак, и посуда, и мыло, а так же свечи, рыба, дары полей и лесов, лошади, различные мануфактурные товары. Популярность паричской ярмарки распространялась не только на близлежащие деревни. На ярмарку приезжали так же купцы и из дальних уездов. Так длилось вплоть до начала двадцатого века. Потом дела пошли на спад. Да и во всей стране было тогда уже неспокойно. Начинались перемены. Хотя, не будем забегать вперед. И вернемся к нашей реке. Вот где-то вдали послышался гудок парохода. И через несколько минут появилась он, буксир-труженник, тащивший за собой груженую баржу. На носу баржи сидел человек и о чем-то перекрикивался с матросом на буксире. Миновав паромную переправу, они причалили к берегу. В том месте, где когда-то стояла белокаменная церковь. Да и мы сейчас отправимся туда же. Церкви той уже лет тридцать как нет, на том месте сейчас лишь мемориальный камень на месте могил Михаила и Марии Пущиных. Это недалеко, мы пройдем пешком. А по дороге я расскажу про ту церковь, да про род Пущиных. Как я уже сказал, только что, коронованный император Павел пожаловал имение Паричи «в вечное и потомственное владение» адмиралу Петру Пущину. Петр Пущин завещал имение своему сыну Ивану. Вообще-то, у Пущина было два сына, старший Иван и младший Михаил.

_________________



Следует отметить, что Паричи в девятнадцатом веке являлись достаточно крупным торговым центром. Тому способствовало выгодное географическое положение местечка. Из Минска, через Бобруйск, через Паричи и далее на Гомель и Чернигов проходил почтовый тракт. Через Паричи пролегала и военно-коммуникационная дорога из Мозыря в Могилевскую губернию. А еще пристань, бывшая в те времена крупнейшей во всей округе. Здесь шла довольно прибыльная торговля лесом.

В центре местечка, как водится, была большая базарная площадь. В середине тремя ярусами тянулись бакалейные, скобяные и галантерейные лавки. Вокруг площади размещались постоялые дворы и дома торговцев. А застраивались Паричи по социальному и национальному признакам. В центре городка были богатые русские и еврейские дома, окруженные высокими заборами, с массивными воротами. На отшибах, вплотную друг к дружке, теснились дома бедноты. В Паричах в те времена было несколько православных храмов, костел, синагога. Практически все было уничтожено во время войны. Я имею в виду Великую Отечественную. Здесь шли кровопролитные и разрушительные бои.

Паричи помнят, какие бойкие ярмарки проводились в те далекие времена. Продавалось-покупалось все на свете. Тут вам и табак, и посуда, и мыло, а так же свечи, рыба, дары полей и лесов, лошади, различные мануфактурные товары. Популярность паричской ярмарки распространялась не только на близлежащие деревни. На ярмарку приезжали так же купцы и из дальних уездов. Так длилось вплоть до начала двадцатого века. Потом дела пошли на спад. Да и во всей стране было тогда уже неспокойно. Начинались перемены. Хотя, не будем забегать вперед. И вернемся к нашей реке.
На нынешней карте Белоруссии можно увидеть “г.п. Паричи” - городской поселок. Какая тоска! Но это правда. Сейчас - всего лишь г.п.
А когда-то,  в твоем детстве  (и в наших душах до сих пор), - ШТЭТЭЛЭ. В те времена это был, можно сказать, центр районной деревенской жизни. В окружающих деревнях крестьяне занимались своими сельскими делами, а по торгово-ремесленным надобностям ездили в город---городок---ШТЭТЛ.  Там проходили ярмарки, и там были разные машины-механизмы по переработке сельских продуктов. Машины - большие и средние – крутились паровыми двигателями, лошадьми, а также ногами и руками, но в любом случае требовали профессионального умения, и в деревенском доме им было не место. Мельницы мололи жито (рожь по-белорусски),  круподерки обдирали гречку, волночёски чесали шерсть, олейни выдавливали масло (в основном из льняного семени). А, кроме того, в ШТЭТЛ работали портные и сапожники, плотники и жестянщики, извозчики и другие мастеровые люди. 
К середине 20-х годов уже (и еще) не голодали, на ярмарку в Паричи приезжали крестьяне с полными возами продуктов. Устраивались выставки достижений сельского хозяйства, где так называемые “культурные хозяева” демонстрировали ухоженных породистых животных, а товарищества по совместной обработке земли показывали новую сельскохозяйственную технику. На такую выставку вы как-то раз притащили неподъемную тыкву, которая выросла у вас на огороде.
Конечно, сельское хозяйство так быстро возродилось не столько под воздействием заповедей нового строя, начертанных на скрижалях Маркса, сколько из-за отступления от этих заповедей и уступки здравому смыслу, - известной под именем НЭП - “новая экономическая политика”. Новое в ней было то, что частично возвращалось еще не забытое старое - старая как мир заповедь “Трудись и обогащайся, а государство не будет тебе мешать”.

Жили-тужили в своих родных Паричах вплоть до великой Февральской революции, которая упразднила императора и его указы.
Даром ничто не дается, особенно свобода. Платой за освобождение стали погромы. Один устроили в Ковчицах, недалеко от Паричей. Но в самих Паричах погромщики не завелись. ЗЭЙДЭ ШИМСЛ в своих тетрадях объяснил, почему. В Паричах евреи составляли три четверти населения, и среди них нашлось достаточно крепких парней, чтобы создать отряд самообороны (такие отряды назывались ХАГАНА, что значит "оборона").
В Паричах все ремесленные профессии были в крепких еврейских руках - кузнецы, плотники, лозокруты.
Сам ЗЭЙДЭ ШИМСЛ работал на сплаве леса. Длинные плоты плыли по Березине все лето. Связывали плоты специально обработанной - скрученной - лозой. Осенью ее заготавливали вдоль рек и складывали во дворах. А зимой, по домам, от мала до велика крутили лозу: вокруг специальных столбов крутили сначала по одной, а затем уже скручивали по три вместе. Тюки скрученной лозы увозили к местам на берегу реки, где этой лозой вязали плоты.
Не все Горелики крутили лозу. Один из двух паричских богачей-“миллионщиков” – лесопромышленник Зелик Горелик – давал лозокрутам работу.
В профессиях же интеллигентных на рубеже российско-советской истории не было в Паричах ни Гореликов, ни вообще евреев. К примеру, фельдшером был поляк Бульжюкевич, врачом - русский Скалабанов. И этих нееврейских медиков не побеспокоили в первый день еврейской пасхи 1918 года, когда у Сарры и Нэяха Горелик родился второй сын. Это был ты.
Вспомнили этот героический факт плотники и трансрабники на выборах рабочкома, или хватило того, что Нэях был более грамотным, сейчас уже не узнать. Но в 20-е годы выборы не были пустой формальностью.
И обещание новой жизни очень многие - слишком многие - принимали всерьез. В бывшем имении Пущиных, примыкавшем к Паричам, устроили Народный Дом - НарДом, где кипела общественная жизнь.
В согласии с известной формулой светлого будущего “Советская власть + Электрофикация” в 1926 году в Паричах начали проводить электричество. Электростанцию построили у реки, плотники - и среди них твой дед с отцом - ставили деревянные подстанции на улицах. И от них уже тянули электрическую проводку в дома.
В Нардоме установили черную радио-тарелку, из которой регулярно раздавалось не очень разборчивое: “Алло! Алло! Говорит Москва. Радиостанция имени Коминтерна!” Ты научился имитировать этот неразборчивый голос, и по просьбам трудящихся воспроизводил голос далекой - но уже и не такой далекой - Москвы.
Разные паричские евреи ходили в разные синагоги. У хасидов - ХОСИДН - были четыре синагоги, а у их оппонентов - МИСНАГДИМ-- одна, но зато большая и кирпичная. После того, как твоего отца избрали председателем рабочкома, он стал “выдвиженцем” - выдвинутым на руководящую работу. В январе 1924 года умер Ленин, - событие в Паричской жизни, раз ты 6-летний его запомнил. И по “Ленинскому призыву” отец вступил в партию.
12 февраля 1925 года в вашей семье родился пятый - последний - ребенок. И это тоже стало событием в Паричской жизни, - первый еврейский мальчик, которому не сделали обрезания! Да еще имя новорожденному дали какое - в честь Коммунистического Интернационала Молодежи - КИМ. Все буквы надо бы писать заглавными, раз это аббревиатура.
Но это имя еще хоть можно прочитать. А чем думал другой выдвиженец - Рубинов, приехавший в Паричи из Бобруйска и назвавший свою новорожденную дочь “ВЛКСМ”? Вовсе без гласных, - как в древнееврейском языке. Тем, кто забыл Советскую цивилизацию, напомню: ВЛКСМ = Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи. Бедная девочка!
Выдвиженцы 20-х годов - это, можно сказать, первая номенклатура, созданная советской властью. Но в те же годы появилось слово “партмаксимум”, - зарплата члена партии даже на высокой должности не могла превышать установленный максимум (соответствующий заработку квалифицированного рабочего). Появились, правда, привилегии подороже денег - “распределители” и “спецпайки”. В Паричском распределителе отоваривалась “двадцатка” - высшие чины районного масштаба. Нэях Горелик до двадцатки не дорос, и от его оклада в 60 рублей до партмаксимума тоже было далеко.
Не было у него ни особых способностей организатора, ни способностей использовать свое общественное положение в личных целях. После “выдвижения” в председатели рабочкома плотников и трансрабников он два срока пробыл председателем Паричского совета. Ты помнишь, как однажды он со своими советскими товарищами вернулся из поездки в район. Они высыпали на стол кучу золотых вещей и драгоценностей и стали составлять опись. То были “изъятые ценности”, которые должны были пойти на строительство социализма. Ничего не прилипло к его рукам. Честность? Или В 70-е годы ты в Паричах встретился с братом Ивана Евдокимова - Антоном по прозвищу ТЭПЭР [горшечник]. Белорус с еврейским прозвищем. Антону было уже под 90, а когда-то он вместе с Нэяхом работали матросами на пароходе, что ходил по Березине и Днепру. Он тебе рассказывал, как они подрабатывали, покупая на Украине соль и продавая ее в Белоруссии. Коммерция невысокого пошиба.
И по номенклатурной лестнице Нэях не поднялся высоко. Его карьера споткнулась к концу НЭПа, примерно в 1928 году. Его “вычистили” из партии, обвинив в том, что во время гражданской войны он, якобы, варил самогон (кто-то из его братьев вроде бы занимался этим промыслом, но не он). ЦК Белоруссии в партии его восстановил, но с советской работы его “перебросили” на хозяйственную - сначала руководить кредитным товариществом в Шатилках, затем торфяной артелью в деревне Бельцы, и, наконец, промколхозом в деревне Черные Броды. Там его, в 1933 году, второй раз вычистили из партии - по доносу его заместителя Чайкова, якобы за “самоснабжение”. Интересное самоснабжение, - в том году ты уезжал в Минск поступать в техникум в рванном ватнике и с десяткой, которую мама одолжила у соседа.
Когда в 1927 году его избрали председателем Паричского совета, оклад у него был всего 30 рублей в месяц, а занят он был с раннего утра до позднего вечера.
Забот у председателя хватало. В 1927 году на земле имения Пущиных организовали еврейский колхоз имени 10-летия Октября. Туда вступили в основном люди без профессии. Работали по совести. Сеяли картофель, кукурузу для силоса. Освоили огромный сад, и яблоки - антоновку - снимали руками, паковали в ящики и отправляли в Ленинград. Построили крахмально-паточный завод.
Собрали в артели сапожников и портных, организовали трикотажную артель. Извозчики - балаголы - тоже объединились в артель: возили грузы и пассажиров зимой в Бобруйск, а летом - к пароходу на реке.
И все же работы для всех не хватало. Безработные собирались на базарной площади, ожидая случайного заработка, это были «трансрабники», которые не гнушались никакими работами. Вынужденный свой досуг они заполняли,
После окончания НЭПа “оружием пролетариата” стало лишение права голоса при выборах. Лишенцы вполне могли пережить неучастие в выборах, но социальное клеймо мешало им жить - детей лишенцев, например, не принимали в вузы. Кто в Паричах становились лишенцами? Конечно же, “представители эксплуататорских и паразитических классов” - вроде мелких лавочников (торговавших предметами первой необходимости от селедки и постного масла до иголок и ниток) и меламедов. Лишенцем стал Годл Нисман, мясник, - он ездил по деревням, покупал у крестьян скотину, резал, разделывал и торговал мясом. В лишенцы попали и братья Берл и Зелик Китайчик, которые в поте лица возделывали большой огород. Семьи у них были тоже большие, по 5-7 детей, и этими силами они выращивали прекрасные урожаи овощей, которые продавали на рынке. Дохода от этого хватало, чтобы быть сытыми, но и только - одевались они очень скромно. Просто крепкие, работящие семьи. Но им тоже не нашлось места в советском храме социальной справедливости.
Ты всячески старался помочь семье преодолеть нужду. В 11 лет работал на кирпичном заводе - перекладывал кирпичи, выложенные для воздушной сушки перед обжигом, и грузил готовые кирпичи в баржу на пристани.
А первую солидную помощь оказал летом 1930 года, когда сторожил сад, который ваша семья взяла в аренду вместе с семьей старовера Александра. Ты сторожил днем, а на ночь приходил Александр, но и ты домой не уходил, - Александр был симпатичный человек, и с ним было интересно. Он лучше тебя знал, что арендуете вы «сад Дубровского» - местного помещика, хозяйство которого, понятное дело, революция передала народу. А имя осталось. Была еще и мельница Дубровского, которая почему-то не работала, - то ли сломалась ее паровая машина, то ли не хватало для нее зерна (была и другая мельница - Вайнберга). А сад продолжал плодоносить и служил уже народу, а не помещикам и капиталистам. Впрочем, капиталистов, кажется, в Паричах не было, а наследство помещиков исправно служило народу. 
От Пущина осталась усадьба – PALATS, или  «дворец», в которой сначала разместился НарДом, а потом больница. Остались поля, засеянные клевером, бетонные силосные ямы и сам - редкостный тогда - обычай заготавливать силос. Говорили, что Пущин вел свое хозяйство «на английский манер».  А, может быть, вел его управляющий – Мартын. Вероятно, он относился к сливкам паричского общества, раз твоя мама гордилась, что он когда-то заказывал ей шить одежду для своей семьи. Но почему тогда она его звала непочтительно - просто по имени?...  Но ты Мартына уже не видел. Куда он делся и уцелел ли в годы гражданской войны?
Так же, неизвестно куда, делся и помещик Дубровский, который посадил в своем саду разные породы яблонь и груш. Тем летом, когда ты сторожил сад, ты хорошо узнал разные сорта - малиновка, апорт, пепин, антоновка - и груши:  цукровка, бессемянка, паны, банкроты, магазатки. Большую часть урожая вы сдали в кооператив за деньги. Часть насушили для компота, а антоновку сложили на чердаке в соломе и потом ели ее - мороженую - всю зиму. А летом ты проявил предприимчивость, пользуясь тем, что по соседству с садом - в бывших постройках Дубровского - располагался “Заготскот”. Пока коров держали в загонах, их надо было доить, и тамошние доярки в обмен на фрукты вдоволь поили тебя молоком.
Сторожить сад – не бог весть какая трудная работа, и оставалось время для чтения и размышлений. Там ли ты впервые прочитал Пушкинскую повесть «Дубровский», или еще в школе, но в саду тебя посещали мысли, что сюжет повести мог  быть как-то связан с паричскими местами. Почему бы Пушкину не навестить своего близкого лицейского друга? И почему бы, ему не стало известно предание из семейной истории Дубровских? Густые леса в паричских окрестностях вполне могли укрыть пушкинского Дубровского с его лихими товарищами… И ты мог мысленно представить себе, как где-то здесь, красивее всего на берегу Березины, Пушкин гулял с Пущиным в компании с кем-то из Дубровских…
Самым любимым местом была река. Там ты проводил лучшее время - плавал, рыбачил и ... обоими глазами смотрел на мир. А четыре года вы жили у самой реки, прямо перед глазами - речная гладь, луг на том берегу и лес на горизонте.
Река текла из какого-то большого мира и куда-то в другой большой мир. Плыли длинные плоты, на них шалаши плотогонов - загорелых, здоровых. Мальчишки подплывали, забирались на плоты и ныряли с них под не очень сердитое покрикивание плотогонов. Плоты шли по Березине, а затем по Днепру, на Украину. По вечерам приходил пароход из Бобруйска. Это было событие, все приходили смотреть, не приехал ли кто знакомый, и ждали на пристани, пока пароход не отправлялся дальше.
В нулевой класс Паричской еврейской школы тебя шестилетнего отдали в 1924 году. В холщовую торбу мама тебе положила тетрадку, ручку с пером №98 и бутылочку с чернилами.
Вечером в той же школе учились взрослые. Работал “Ликбез” - курсы по ликвидации безграмотности. Туда пошли и твои родители, - мама писала только по- еврейски, а папа лишь немного и по-русски.
В 1928 году еврейская школа переехала в здание бывшей гимназии, в одной половине которого уже располагалась белорусская школа. Место освободила ШКМ - школа крестьянской молодежи. Почему закрыли ШКМ, не ясно: то ли всю крестьянскую молодежь выучили, то ли всю крестьянскую молодежь, желающую учиться, раскулачили.
Добротное здание гимназии примыкало к усадьбе Пущиных. До революции еврейской школы в Паричах не было, но в гимназию принимали и евреев. Там учились и три твои тетки - мамины младшие сестры.
С гимназических времен остались прекрасно оборудованные лаборатории по физике и химии. Ты их вспоминаешь с восхищением, как и учебник Цингера с прекрасными иллюстрациями. Это известный учебник физики, по которому училось и поколение Ландау и поколение Сахарова. Но ты сомневался, неужели тот учебник был на русском языке?
Ответ я нашел в каталоге Гарвардского университета. Там оказалась книга TSINGER, A. W. ELEMENTAR-FIZIK / IDISH FUN M. SHULMAN, изданная в MOSKVE издательством KULTUR LIGE в 1923 году. Так что и с физикой ты знакомился на еврейском языке.
В том же каталоге я нашел еще одну книгу, которую ты помнишь - “DI VELT ARUM UNZ: POPULER-VISNSHAFTLEHE SHMUESN" - “Мир вокруг нас: научно-популярные беседы”. Эту книгу, изданную в 1931 году привез из Киева твой друг - Цалел Рубинштейн, первый настоящий друг. Ты помнишь, где он жил, помнишь шрам у него на голове - след от погрома, пережитого еще малышом в Ковчицах, недалеко от Паричи. Душевную вашу близость подкреплял общий интерес к “миру вокруг вас”. Беседуя об этом мире, вы гуляли по вечерним улицам родных Парич. Беседовали вы по-еврейски, но к тому времени ты уже читал и русские книги.
В 1930 году ты вместе с братом - по очереди - работали в книжном киоске в столовой - и для заработка и для книжного навара. Киоск был не столько книжный, сколько газетный и журнальный. В том числе минская газета на белорусском языке “Звязда”, московская газета на идиш “ДЭР ЭМЭС” (Правда), разные журналы. Но, главное что?! К журналу “Вокруг света” давалось бесплатное книжное приложение - и это был Жюль Верн. А другой журнал таким же бесплатным приложением выпустил “Тихий Дон”.
В школьные годы ты прочитал на идиш “Углекопов” Золя [КОЙЛУНГРЭБЭР] и “Отверженных”Гюго [ФАРШТОЙСЭНЭ].

 
Ты идешь в театр, И что с того имеешь?
В Паричской культурной жизни первое место, однако, занимала не литература, а театр. Драмкружком руководил увлеченный и талантливый Марьясин. На спектакли в Клубе ДеПО (Добровольного пожарного общества) собирался полный зал.  И каждый спектакль был событием. Звезда Паричской драмы и комедии - Исрол Полевой - был хорошим портным, но в душе его жил актер. Не для всех была понятна эта комбинация. На эту тему в клубе ДеПО звучала не только театральная музыка. Там же показывали кино – еще немое кино. Фильмам аккомпанировал на рояле (!) человек, фамилию которого ты запомнил, - Володин. Иногда к нему добавлял игру на скрипке сын фельдшера Бульжюкевича. Так простой местечковый мальчик Хаим из малоинтеллигентной  семьи незаметно для себя впитывал живую музыку. И только сейчас удивляет, что тогда в еврейском местечке интеллигентные профессии медиков и музыкантов исполняли неевреи, а плотниками, огородниками и другими ремесленниками были таки-да-евреи.

Искусство музыкальной драмы и комедии жило и в вашей школе. Художественной самодеятельностью руководила молодая учительница Хана Рубинштейн. Она приметила твой голос, и дебютировал ты с песенкой
Весной 1931 года та жизнь прекратилась. В здании синагоги, в хорошем кирпичном здании, открылся клуб. И по этому случаю ставилась буффонада на злободневные темы Паричской жизни. Одной из главных тем было как раз само открытие клуба.
Хана Рубинштейн придумала музыкальный сценарий на популярные еврейские мелодии. Ты исполнял роль Габэ - синагогального старосты, и Итак, в синагоге открыли Клуб имени 1 мая. Богослужением стала первомайская демонстрация. А место осенних еврейских праздников заняла годовщина Октябрьской революции. Демонстрация, флаги, транспаранты, банты, духовой оркестр. И все от души. Может, кто и жалел об ушедшем прошлом, но ты таких не замечал. Главным было будущее. Для ЭПИКОЙРЕС, во всяком случае.
А тогда, в 30-е годы, у тебя не было оснований беспокоиться. В Шатилках, к примеру, было две школы – еврейская и польская. Русские дети (которые были в меньшинстве) учились либо в той, либо в другой. И национальные различия не мешали ни дружбе, ни любви.
У тебя с братом ближайшими друзьями были не евреи - Янка Кузьменко и Борис Цитович.
А твоя тетя Фира, мамина сестра, в боях гражданской войны покорила сердце своего однополчанина Андрея Васильевича Хрулёва. В твоей большой семье это самый большой государственный деятель - Начальник Тыла Красной Армии в годы Отечественной войны, нарком путей сообщения, генерал армии. Похоронен в Кремлевской стене. Но это пустяки по сравнению с тем, какой он был замечательный человек. И не потому, что не отличал эллина от иудея. Это было в духе времени. Лучше о нем говорит то, что с ним дружили замечательный физик Капица и его еще более замечательная жена Анна Алексеевна. Она мне рассказывала, какие отношения их связывали в годы, когда Капица был в опале. И говорила о жене Хрулева, “веселой, рыжей еврейке” – о твоей тете Фире.
Андрея Васильевича Хрулева ты впервые увидел в 1927 году. Уже большой военный начальник, он участвовал в военных учениях, проходивших в Белоруссии. И решил навестить сестру своей жены. Он приехал в Паричи на своем легковом автомобиле, и то была первая машина в ваших краях. Посадил в машину племянников и прокатил их как следует. И сфотографировал вашу семью.


В 30-е годы само всматривание в “еврейский вопрос” показалось бы тебе совершенно неинтересным. Жизнь открывала гораздо более насущные и волнующие вопросы. На лето в Паричи съезжались студенты из разных городов, привозили новые песни, новые представления о жизни. И ты всматривался в Паричах - городское население, и у вас не раскулачивали (были, как уже говорилось, просто "лишенцы"). Раскулачивали в деревнях. Это было время голода на Украине. В ваших краях тоже было несладко, и дедушка присылал хлеб из Москвы. Но, все же в Белоруссии имелась картошка, хоть и “дробная” [мелкая]. А на Украине голод был моровой. Некоторым оттуда удавалось добраться до ваших мест. Ты видел подводы с несчастными людьми. Причину этого бедствия газеты связывали с кулаками, которые прячут и уничтожают хлеб.
И вот именно осенью 1932 года ты, юный комсомолец, получил задание сопровождать в деревню взрослых “раскулачивателей” и помочь им описывать имущество раскулачиваемых. Почему-то надо было выехать очень рано утром, когда еще было темно. На свое счастье, ты проспал и пока искал нужный адрес, раскулачиватели уехали. По пустынным ночным улицам ты пошел домой, и вдруг откуда-то из темноты выбежали черные свиньи и, громко хрюкая, увязались за тобой. Страшновато-противную картину ты помнишь до сих пор: темнота и хрюкающие свиньи. Сейчас в этом легко увидеть символ - жестокое свинство творилось в темноте…
1933 год был голодным. В магазинах ничего не было, карточная система только входила в силу. И, мол, надо переждать годик...
____


         Самым любимым местом была река. Там ты проводил лучшее время - плавал, рыбачил и ... обоими глазами смотрел на мир. А четыре года вы жили у самой реки, прямо перед глазами — речная гладь, луг на том берегу и лес на горизонте.

Река текла из какого-то большого мира и куда-то в другой большой мир. Плыли длинные плоты, на них шалаши плотогонов — загорелых, здоровых. Мальчишки подплывали, забирались на плоты и ныряли с них под не очень сердитое покрикивание плотогонов. Плоты шли по Березине, а затем по Днепру, на Украину. По вечерам приходил пароход из Бобруйска. Это было событие, все приходили смотреть, не приехал ли кто знакомый, и ждали на пристани, пока пароход не отправлялся дальше.

Река — это очень философская часть природы. Недаром  говорится: “река жизни”. И первый диалектик Гераклит не зря заметил, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Когда будешь входить второй раз, река уже станет другой, сколько-то воды утечет…

Прелесть речной философии в том, что ее можно воспринимать всеми органами чувств - и любоваться, и плескаться, и вдыхать речной запах, и даже на вкус, - из реки брали воду [ТАЙХВАСЭР], чтобы чай заварился вкуснее.

Не знаю, какую философию навести на три способа рыбной ловли, которые ты последовательно освоил.

Чтобы сделать снасть для первого способа, надо отправиться на базар, высмотреть там серую лошадь и у нее, у бедняги, надергать волосы из хвоста, - серая масть в воде не заметна. Конские волосы сплетают в “струну”, то, что сейчас называют леской. Из струны делают петлю и, держа ее в руке, входят в воду. На небольшой глубине около берега дремлют маленькие щучки. Надо осторожненько завести петлю на дремлющую щучку и быстро дернуть, - петля затягивается, и щучка в ведре!

Другая снасть - “топтуха”. Это более внушительное сооружение: большая треугольная или полукруглая рамка, к ней по периметру прикреплен мешок, сделанный из старых рыбацких сетей. На промысел идут втроем - с тобой ходили Симен и Хлойнэ или братья Исрол и Гецл Паперно. Двое держат топтуху на дне старицы - неглубокой заводи, а третий на некотором расстоянии начинает “топать” и шурудить палкой по дну — гнать рыбу в сеть, и топтуху быстро поднимают. Есть в ней добыча или нет, зависит от выбранного места и от умения топтуна. Нередко после нескольких сеансов топтания ведро заполняли караси, окуни, лини, плотва. Еще одно удовольствие - принести добычу домой, чтобы мама нажарила, и угощаться, чувствуя себя еще и кормильцем.

Ну, а третий способ рыбалки самый обычный - удочка. Удилище подыскивали в лесу. В том же лесу собирали ландыши на продажу паричским кавалерам, а на выручку покупали мороженое или коржик.

Для рыбацких затей или просто покататься брали иногда без спроса лодку-обшиванку, и не очень пугались, когда ее владелец - Авром Славес – слал вам библейские проклятья: “ДИ ОБШИВАНЭ ИН БРЭГ! А РИХН ДЭМ ТАТН ТАТЭС АРАЙН!” (“Обшиванку к берегу!” и что-то еще не очень понятное про отцов и дедов).

Река давала и жизненные уроки. Как-то раз ты решил за компанию со старшими ребятами переплыть речку. И переплыл. Но, те сразу же поплыли обратно. У тебя силенки почти кончились, но оставаться одному не хотелось, и ты поплыл. А на середине реки понял, что сил не осталось. Хорошо, что рядом оказался Йешие Немец. Он стал помогать, подталкивая тебя к берегу.

В другой раз и тебе довелось спасти ближнего. Самое лучшее место для купанья было на другом берегу реки, прямо напротив вашего дома. Песочек, и никто не приходит стирать. Ребята перебирались на тот берег на пароме или просто переплывали реку. Однажды Боба Айзенштадт, как и ты когда-то, увлекся и переоценил свои силы. Хорошо, что ты оказался рядом и помог ему добраться до берега. А потом замечал, не без удовольствия, как Боба смотрит на тебя с благодарностью.

Через несколько лет, в начале зимы, была еще одна спасательная операция. Мося Рахкин шел по уже образовавшемуся льду и провалился. Вы с Юзиком случайно оказались недалеко и увидели, как он барахтается. Подползли на животе к краю полыньи, вытащили его из ледяной воды. После этого его мать, со странным именем “Черня”, которая торговала на рынке мороженными яблоками, всегда, увидев вас, угощала своими яблоками.

Жизнь прожить - не речку переплыть. Если жить по течению, может вынести куда-нибудь не туда. Если все время жить против течения, рискуешь вообще никуда не попасть. Лучше всего жить поперек течения, не упуская из виду тот берег. И благословение, когда на этом пути в трудный момент добрая рука подтолкнет тебя вперед.
 

Игры и игрушки, в которые играли дети в Паричах
(из книги Хаима Горелика, уроженца Парич)

В Паричах не было магазина “Детский мир”, но игрушки были. Их не покупали, — делали.
Во-первых, были гладкие камешки, а еще лучше — косточки из бараньих коленных суставов. Подбрасывать и ловить их в нужном порядке — весёлое занятие.
Во-вторых, был обруч от бочки и проволочная “жужелка”, которой этот обруч гоняли по улице. Лучше всего, если обруч железный. Но катится и деревянный — плетенный, хотя со временем он, рассыхаясь, рассыпался на части. Зимой той же самой жужелкой цеплялись за проезжавшие сани, и на буксире катались на коньках. Редко у кого коньки были покупные. Сами делали их из дерева, а полоз — из толстой проволоки.
И, наконец, мяч. Не резиновый, конечно, а тряпичный, и чем туже намотать тряпки, тем более упругим получится мяч. А первый резиновый - двухцветный — мяч ты увидел у Шурки Шкловского, дед которого был буржуем, а отец с дядей — революционерами.
Хотя мама была все время занята, она умудрялась выкраивать и время для детей. Затевала хороводы, прятки. И при этом заразительно хохотала. А как-то раз она взяла лист бумаги и разлиновала его на клетки. Потом из картофелины нарезала кубики, с кожурой наверху — чёрные, без кожуры - белые. Так она учила вас играть в шашки. Лучше всех играл самый младший —  Ким. И потом даже занимал первые места на шашечных турнирах в доме пионеров.
________


Про курицу Гишу (почти по Андерсену)

А теперь, верхом на воображении, возвращаюсь в твои Паричи. И почему-то вспомнилась Гиша Горелик. Для нее Паричи тоже были родной землей.
Как-то раз твоя мама принесла с базара яйца, чтобы подложить их курице-наседке. Уже несколько дней та озабочено ходила по двору, громко кудахтая, в поисках снесенных яиц, на которые ей нестерпимо хотелось сесть. Материнский инстинкт проснулся, - ничего не поделаешь.
Каждое базарное яйцо просмотрели на свет, чтобы проверить, принимал ли участие петух в его создании [ГЭШПИЛТЭ ЭЙЭР]. Затем в тихом закутке устроили гнездо — в старое решето на сено уложили яйца, и пригласили курицу-наседку. Та с радостью приняла их под свою опеку, села на них, распушив перья, и сразу успокоилась.
Положенные три недели она занималась своим нелегким делом. Отлучалась только на минутку - быстренько поклевать чего-нибудь да глотнуть водички, и возвращалась к своим материнским обязанностям, чтобы яйца не остыли. Еду и питье ей ставили рядышком.
Наконец, скорлупки стали трескаться, и на свет божий появились цыплята и … один утенок! Для мамы-курицы, однако, все дети были родными, и она обо всех одинаково заботилась, согревая их и выводя “в люди”. Драматический момент наступил, когда детки подросли настолько, что мама-курица повела их знакомиться с миром подальше от дома. Подошли к большой луже, и - ужас ! - один ее ребенок бултыхнулся в воду и смело поплыл. Курица волновалась на берегу, металась, не зная, что делать. А непутевый ребенок вскоре вернулся, отряхнулся - и в полном порядке.
Хотя сама мама-курица не делала различия между своими детьми, оно слишком бросалось в глаза и очень забавляло вас. С легкой руки твоей сестрички, уточка обзавелась собственным именем – Гиша. Была в Паричах девушка с таким именем - “тамоватая”, как у вас говорили, то есть “с приветом”, она всегда сопровождала свою маму, куда бы та не пошла.
Но бедная мама-курица! Она не знала, что ожидало ее осенью, когда ее дети уже вполне оперились и перестали нуждаться в материнской опеке. В осеннем небе появились стаи гусей и уток, улетающих в теплые края. Гиша Горелик с волнением слушала птичьи “до-свиданья”, доносившиеся с небес. И как-то раз она взлетела на забор, а оттуда, повинуясь внутреннему голосу, поднялась ввысь и присоединилась к очередной утиной стае.
По-видимому, крестьянка, у которой весной маме купила яйца, где-то на лугу нашла гнездо дикой утки, взяла яйца оттуда и добавила к домашним куриным. Для яичницы, действительно, особой разницы нет. Но для жизни врожденный голос и характер имеют немалое значение.
Это было и забавно и грустно одновременно. До самой весны можно было фантазировать, где сейчас ходит-гуляет Гиша Горелик? в каких дальних странах?
А весной в небе опять появились утиные и гусиные стаи. Возвращались в родные белорусские края. И вы не поверили своим глазам, когда от одной стаи отделилась утка и спустилась к вам во двор. Вы ее узнали. Гиша постояла, походила, удивленно поглядывая по сторонам, а потом … взлетела и вернулась к своей стае. Что там делалось, в ее утиной душе, только ей известно.
А в моей душе эта история завершается строками, которые ты запомнил с детства:

Гусi, гусi, вырай вольны,
Смутны крык ваш, гусi.
Вы ляцiце ў свет раздольны
З нашай Беларусi...

[Для не знающих белорусского языка:
Вырай – южные края, куда птицы улетают на зиму. 
Вольны - свободный.
Смутны - печальный, грустный.]

С детства ты запомнил и песенку про длинноногого Аиста,  который пошел на болото

 





Литература:
Севрюк П. Паричские университеты / Пётр Севрюк// Нёман. – 1968 - № 11.

Паричи — глухое местечко на крутом берегу Березины. В центре его была  большая базарная площадь. Посредине тремя рядами тянулись бакалейные, скобяные, шорные, галантерейные и прочие лавки. На самом бойком месте отдельно стояла лавка-монополька. Вокруг площади — заезжие дворы, дома торговцев.
Местечко застраивалось по социальному и национальному признакам: в центре — богатые русские и еврейские дома, на окраинах — беднота. У купцов, торговцев дворы огорожены были высокими заборами, с массивными дубовыми воротами. Русские и польские избы — забором из жердей. Дома еврейской бедноты стояли почти вплотную, без заборов.
… Еврейское купечество, торговцы и спекулянты посещали каменную хоральную синагогу. В трёх деревянных синагогах отводили душу в молитвах кустари и еврейская беднота.
…. Ни общественной библиотеки, ни клуба, ни кинотеатра не было. Трудовые люди не выписывали газет и журналов. Это было им не по карману. О жизни за переделами своей волости узнавали из рассказов странников, волостного писаря, старшины и стражников….
Две трети населения местечка составляли евреи, остальные — русские и поляки.
Значительная часть евреев занималась торговлей и спекуляцией: около полусотни владельцев продовольственных и промтоварных магазинов и постоялых дворов, столько же спекулянтов-перекупщиков, десяток купцов лесо - и скотопромышленников, скупщиков пеньки, зерна, льна, шерсти, кожи, владельцы паровой мельницы, маслобоек, валяльных мастерских и прочих мелких производств…
В конце осени, как стаи хищников, набрасывались на крестьян купцы, перекупщики и спекулянты. Скупали за бесценок скот, птицу, зерно, кожи, щетину, шерсть, лён и прочее.
Купец едет на лошадях по деревням и скупает скот у крестьян, а погонщики гонят его от деревни к деревне, а потом через местечко Паричи в Бобруйск…
… По своей бедности крестьяне почти не пользовались никакими промышленными товарами. Старались всё изготавливать сами — одежду, инвентарь, предметы обихода. Но кое-что всё же, надо было покупать — соль, топор, серп, хомут — без них в крестьянстве не обойтись. На покупки нужны были деньги. Но где их взять? А если крестьянин хотел купить лошадь, корову или телегу, лес на постройку избы, он должен был много лет подряд ограничивать семью во всём крайне необходимом, обрекая её на полуголодное существование, собирая медными пятаками нужную сумму.
По воскресеньям по пяти дорогам тянулись в местечко крестьянские подводы. На них лежали мешочки, торбочки, берестяные коробки с продуктами для продажи. Но большинство крестьян были безлошадниками. Такие несли в руках узелки, кошёлки, за плечами — коробки с птицей, с фунтом-двумя сыру, свиного сала, масла, десятком-другим яиц.
Мимо них проносились кулацкие пароконные телеги, гружённые мешками с зерном, кадками масла и сала, овцами и телятами.
В 20-ые годы XX столетия местечки Белоруссии переживали острый социально-экономический кризис. Первая мировая война, революция, гражданская война, польская оккупация, бандитизм привели местечки к упадку, разрушили прежнюю целостность их экономической структуры. Например, до революции в местечке Паричи за счёт лесозаготовительных работ существовало около 300 семей; после революции, в силу отсутствия лесозаготовок, население было вынуждено искать иной вид заработка. Нападение банды Галаки на местечко Поддобрянку в 1921 году  (свыше 90 % населения — евреи) остановило жизнь местечка до 1923 года. Такие случаи были нередки.
Экономическое положение преобладающей части еврейского местечкового населения резко ухудчилось. С развитием НЭПа количество торговцев среди еврейского населения возросло, в 1926 году они составляли 90% от общего количества в БССР.
Аграрная реформа, так называемая «волочная помера», была проведена на бобруйщине только в первой половине XVII века с 1611 по 1639 годы. В Паричском имении было вымерено 20 волок. Однако лишь только 10 из них были «залюднены». Как явствует из инвентаря 1639 года в деревне Паричи было всего только «15 дымов, 3 службы… по 5 дымов на службу по 1,5 дыма на волоку залюдненную»  
50% залюдненность вновь вымеренных волок в Паричах свидетельствует о низкой населённости имения. Если исходить из того, что каждый дым состоял из 7-10 человек, то количество населения в д. Паричи в середине XVII века составляло немногим более 100 человек.
Из того же инвентаря 1639 года мы узнаём какие денежные и натуральные повинности несли паричские крестьяне. С каждой волоки крестьяне платили: «чинш грошовый — 2 копейки;  натуральный: жита — 1 бочку, овса — 1 бочку, сена — 1 воз, дров — 10 возов, льна — 10 горстей, по 2 курицы, 1 гусю, по 2 яйца, мёда — 1 кошель»
Кроме того крестьяне должны были работать 2 дня в неделю со своим хлебом, отбывать 12 дней толоки.
К середине XIX века Паричи стали крупным торговым местечком. Этому способствовало наличие хороших путей сообщения.
 Из Минска, Бобруйска через Паричи и далее на Гомель, Чернигов (через Дуброву) проходил почтовый тракт. В местечке Паричи размещалась почтовая станция. На ней 14 лошадей, 6 экипажей, 6 ямщиков. Из Паричей также шла военно-коммуникационная дорога на Мозырь и далее (мимо Дубровы), и дорога на местечко Степы в Могилёвскую губернию. В Паричах была крупнейшая пристань во всём Бобруйском уезде.
От Паричской пристани отправлялось товаров на сумму равную 2/3 суммы товаров всех других пристаней уезда. Основным товарами, отправляемыми из Паричей, является «лес всякого качества, а также смола, дёготь».
Привозили же сюда соль в огромных количествах, которую затем развозили по дальним околицам. В местечке Паричи была и одна из крупнейших ярмарок во всей Минской губернии. Называлась она Параскавейскай (от имени святой  Параскевы, Параски) и проходила она 14 октября (прим. 27 октября Параскева-пятница). Главными предметами торга на ярмарке являлись разные вещи и орудия необходимые в крестьянском быту: табак, холст, посуда, мыло, свечи, рыба, рогатый скот, лошади.

… Нужда, голод были причиной многих болезней. Однако на всю волость была только одна больница с единственным врачом. Крестьянам нечем было платить за лекарства, смертность среди крестьянских детей была страшная…
Среди населения Паричской волости было 90% неграмотных. Остальные постигали грамоту в объёме начальной трёхклассной школы. Среди рабочих и крестьян не было ни одного человека даже со средним образованием.
______ из книги Хаима Горелика...


Самая первая картинка, сохранившаяся в твоей памяти, вообще не паричская: старший брат надевает тебе на ноги лапти, - маленькие лапотки. Дело было в деревне Дуброва, километрах в 15 от Паричей. Туда, весной 1921 года, перебралась ваша семья. Не столько в поисках хорошей жизни, сколько в бегстве от плохой.
После германской и польской оккупаций настало время “бандитизма” - гражданская война. Хозяйственная жизнь застыла. Первыми это ощутили в ШТЭТЛ. Ведь основа его экономики была в том, что крестьяне привозили сельские продукты и давали работу паричским мастеровым. Твоего отца-плотника приглашали в деревни - срубить дом, построить сарай (мама, портниха высокого класса, шила в основном для городских жителей). Ты помнишь, как иногда деревенские знакомые отца, припозднившись, оставались у вас ночевать – укладывались на полу, развесив сушить свои онучи  - портянки, на которые надевались лапти.
В бандитское время контакты между городом и деревней почти прекратились: по дороге могли ограбить, а то и похуже, да и деньги стали понятием зыбким. Тогда-то твои родители и решили перебраться поближе к земле. Надо было кормить троих малышей: тебе - 2 года, Юзику - 5, и только что родилась дочка. В руках были нужные для деревни ремесла. Почему поехали именно в Дуброву? Отец когда-то там плотничал.
Пора представить твоих родителей, и для начала, как они приобрели свои профессии.
Твой отец - мой дед Нэях - получил свое плотницкое ремесло от своего отца Исроэла, - на твоих глазах они вместе с другими плотниками строили в Паричах новый клуб на базарной площади. Жизнь обучила Нэяха и другим профессиям: во время службы в царской армии в звании “бомбардира” он освоил парикмахерское дело, работал и хлебопеком и матросом на пароходе, и много еще кем. В Дуброве он плотничал.
А мама твоя - моя бабушка Сарра - в Дуброве шила простую деревенскую одежду из домотканого льняного полотна - кофты и сподницы (длинные юбки). Это было гораздо ниже ее профессионального уровня, который она приобрела в портняжных мастерских Киева и Екатеринослава. Оттуда она привезла и швейную машинку “Зингер” - единственную ценную вещь у вас в доме и главный источник пропитания. Стрекот машинки сопровождал все твое детство.
У нас дома тоже стояла швейная машина - практически без дела, только изредка ты делал шов. Но в твоем отношении к старомодной машине с чугунной ажурной станиной я чувствовал что-то особенное. Сейчас я понимаю, что.
В деревне Дуброва швейная машинка помогала твоей маме кормить семью. Ты там выглядел, наверно, обычным деревенским хлопчиком, но из всей деревенской жизни ты запомнил только лапти. Впрочем, длилась эта сытая жизнь недолго.
То было бандитское время. Пришел как-то один из местных жителей и предупредил: завтра собираются напасть на Дуброву и вам надо немедленно уезжать - евреев не пощадят. Маме не хотелось возвращаться в голод и безработицу паричской жизни и ей не верилось, что вот так запросто могут убить невинных, но, как она рассказывала, отец проявил не присущую ему решительность, быстро погрузились на подводу и уехали. Как потом подтвердилось, очень вовремя.
В Дуброве ты больше никогда не был, но лет через десять познакомился с крестьянином из этого села, который вам помог в трудный час. Этого доброго, душевного человека со странной фамилией Мацегуд, в другое время настигла другая беда - его зачислили в “кулаки.” По белорусским масштабам у него, наверно, было две коровы, а не одна. Он избежал выселения, “избежал” вовремя из деревни, и твой отец помог ему устроиться на работу в городе Бобруйске.
Но почему ты, собственно, так уверен, что лапти надевали тебе в Дуброве, а не в Паричах? Ты же ничего другого деревенского не запомнил? Это тебя каверзно спрашивает историк.
Ты удивляешься странному вопросу: Да просто потому, что в Паричах лапти не носили!
Но почему?! Ты же сам рассказывал, какая это удобная обувь. И зимой - с теплыми обмотками, и летом, когда они моментально промокают, но и быстро сохнут… Неужели “в городе” лаптям не место?! А что же вы носили в вашем городе Паричи?
Ты смеешься: ничего не носили. Ты и тебе подобные ходили и бегали босиком все лето, точнее с ранней весны и до осени, еще точнее от Пасхи до Кущей, а совсем точно от ПЕСАХ до СУКОТ. Обходились без сапожников. Правда, насморк бывал чаще чем хотелось, но еще неизвестно, от каких болезней уберегла такая натуральная закалка.
А зимой? Это уж кто как. Твои друзья Симен и Хлойнэ, что жили через двор, умудрялись перебегать босиком и по снегу и потом уже отогреваться у вас на печке. У них на двоих была одна пара сапог без голенищ… Такая вот городская жизнь.
Итак, вы вернулись из деревни в Паричи, и там произошло следующее событие, почему-то сохраненное памятью - первая жизненная обида.
Однажды, гуляя на улице, ты, 4-летний, увидел, что кто-то из ребят с большим аппетитом ест … Что он ест? Хлеб с маслом, - тебе сказали. Ты побежал домой и стал просить, чтобы и тебе дали хлеб с маслом. Ты умеешь быть настойчивым, и отец намазал тебе хлеб. Ты съел, и все было бы хорошо, если бы не старший брат Юдл, успевший за свои семь лет лучше узнать жизнь: “Тебе хлеб намазали не маслом, а молоками от селедки!”. Вкус сливочного масла ты еще не знал! И хотя твой “бутерброд” был вполне съедобным, горький вкус обмана остался на всю жизнь…




. Шел сорок первый год. Война. Тишина сменилась стоном. Все мы знаем, как преследовали евреев гитлеровцы. Не минула эта беда и Паричи. В соседней деревне Высокий Полк было расстреляно 1700 евреев из Паричей. В деревне Печищи было расстреляно 120 человек, в Солигорске - 351, в деревне Давыдовка, что недалеко от Паричей было расстреляно 129 человек.
Везде в этих деревнях стоят памятники жертвам Холокоста. Но особенно поражает памятник в деревне Давыдовка. Вернее, в лесу, в полукилометре от деревни. Это необычно, что памятник находится не в людном месте, а в лесу, среди сосен, в тишине. Не получится просто пройти мимо. На стеле, вверху, изображен барельеф скорбящей женщины. А внизу удивительные стихи-слова:

«Боль ХХ века:
Убивали людей
Лишь за то, что еврейка,
Лишь за то, что еврей».

А на лежащей на земле гранитной плите фамилии расстрелянных.
 Да, война… много горя и страданий принесла она.













Из книги Горелика          
 26 июня освободили Паричи
Говоря о Паричах, нельзя не упомянуть и тот факт, что легендарная операция по разгрому немецко-фашистских войск в Беларуси «Багратион» началась именно здесь. В начале лета 1944 года линия фронта проходила по этим местам, по Березине, на территории нынешнего Светлогорского района. Перед войсковыми соединениями, базировавшимися в этом районе в рамках операции «Багратион» была поставлена следующая задача: прорвать немецкую оборону на левом фланге и совместно с другими армиями 1-го Белорусского фронта окружить и уничтожить бобруйскую группировку врага. Главный удар планировалось нанести южнее городского поселка Паричи. Части и подразделения 18-го стрелкового корпуса 65-й армии под командованием генерала И. Иванова занимали позиции в полосе, полностью покрытой лесами и болотами. По сообщениям разведки, немцы были уверены в непроходимости здешних болот, и поэтому этот участок обороны был наименее укреплен. Командование армии пришло к выводу, что если построить гати, то через болота смогут пройти не только пехота, но и техника, в том числе и танки. Командный пункт 65-й армии был оборудован в лесу неподалеку от деревни Просвет. Седьмого июня 1944 года туда приехали Георгий Жуков и командующий 1-м Белорусским фронтом Константин Рокоссовский. Ознакомившись с ситуацией на месте, они одобрили инициативу по направлению главного удара. Кстати, я думаю, что многие из вас смотрели фильм «Освобождение», и помнят эпизод, когда один из солдат объяснял маршалу Жукову, как по болоту можно передвигаться на «мокроступах». Помните? Подготовка гатей велась скрытно и заняла чуть больше двух недель. Вот что писал в последующем Георгий Константинович Жуков в своих воспоминаниях: «Главная сложность предстоящего наступления войск 1-го Белорусского фронта, особенно южно-паричской группировки, заключалась в том, что им предстояло действовать в труднопреодолимой лесистой и заболоченной местности. Эти места я знал хорошо, так как прослужил здесь более шести лет и в свое время исходил все вдоль и поперек. В болотах в районе Паричей, мне довелось хорошо поохотиться на уток, которые там гнездились в большом количестве, да и бобровой дичи было великое множество» Отсюда мы видим, что Жуков прекрасно знал те места. Операция «Багратион» началась 23 июня. Сначала наши войска нанесли отвлекающий удар непосредственно в районе Паричей, что заставило немцев перегруппироваться и перебросить в этот район дополнительные силы. Но основное наступление советских войск, как и планировалось, началось через болота на следующее утро. Под прикрытием артиллерии 303-й стрелковый полк 69-й стрелковой дивизии стремительно преодолел двухкилометровый заболоченный участок немецкой обороны. Атака была очень быстрой и неожиданной для врага. Первая линия вражеских траншей была взята практически без боя. Затем рота автоматчиков ворвалась в деревню Петровичи и захватила батарею тяжелых немецких пушек. Этот прорыв был настолько молниеносным, что немцы даже не успели расчехлить свои орудия. Следом за пехотой в образовавшуюся брешь пошли танки. Уже через несколько часов после начала наступления войска 65-й армии, прорвав полосу немецкой обороны, продвинулись вперед на восемь километров и заставили фашистов отступать. А уже к концу дня 26 июня этот участок немецкой обороны был полностью разгромлен, и городской поселок Паричи вновь стал свободным.
Вот мы как раз подходим к мемориалу павшим советским воинам в тех боях. На постаменте солдат, преклонивший колено. На земле установлены плиты с именами павших. Постоим немного, почтим их память.


От автора этого блога Людмилы Бусел... Недавно, в июле 2014, в разговоре с краеведом из д. Петровичи Алексеем Русиновичем промелькнула такая тема, что захотела её сохранить..
В Паричах когда-то до войны жил фотограф. Так он, когда клиенты предъявляли претензии по поводу качества фотографий, говорил: "Да я тебя снял лучше, чем ты есть!"..
 
 

2 комментария:

  1. Очень интересные факты о Паричах! читается легко,захватывает полностью!! полностью книга выложена в интернете.. названия не знаю.. случайно наткнулась на текст.. скачала 60 страниц.. автор - уроженец и житель Парич -Хаим Горелик, позже проживающий за границей..

    ОтветитьУдалить
  2. Уважаемая Людмила Бусел, в этой статье Вы пишите, "Для Паричей наступили новые во всех отношениях времена. Деревня не только отстраивалась после разорительного пожара. Здесь начали появляться школы, как для крестьянских, так и для еврейских детей." Не могли бы Вы поделиться источником Вашей информации, о пожаре который Вы упоминаете? Дело в том, что в книге Горелика такой информации нет. Заранее спасибо!

    ОтветитьУдалить